ЛАКРИЦА

Творец себя нарошно орабел:
«Мой череп бел?», — спросил.

Он жëлто-бел,
как молоко, размешанное с мëдом.

Я ЕСТЬ

п р о б е л

Я ЕСТЬ

я е с т ь п р о б е л

Пыльца соприкоснулась с цветоводом.

Я истончился или огрубел? И почему я обладаю родом?

///

АУТОДАФЕ

поднимает ладони смеющийся муэдзин
из канистры на голову плещет себе бензин
вот он чиркает спичкой, зажмуривает глаза
и неистовой огненной птицей поëт азан

прекратили вращенье щербатые жернова
превратилась мука в зерно, а зерно — в слова,
потому что сеятель очень любил болтать.
день Суда наступил внезапно, как ночью тать:

ураган выкорчëвывал сосны и тополя,
пожирало пламя вздыбленные поля,
и, стальными крыльями грохоча,
налетала тучами саранча...

а когда была воля небесная свершена
наступила какая-то странная тишина
будто кончились ноты (хотя, вроде, не должны)
и из этой чуть-чуть затянувшейся тишины

после паузы, длившейся два или три столетия,
прозвучало как колокол бранное междометие
и взвихрило воды, и сделало глади зыбью,
распугало собой пучеглазую стаю рыбью

отделилась суша, которая стала садом
и под любящим, но бесконечно уставшим взглядом
расстелилось небо как чëрное одеяло —
там горела искра, и тьма её не объяла.

///

МАРКИЗУ ДЕ САДУ

Тут кружатся помойные мухи и хищные осы
Над кусками смердящего гнилью овечьего мяса
И какая-то баба под нос матерится и рубит
Склизко-красную бычью покрытую слепнями тушу

Я иду по базару, купите меня как скотину!
Моя шея давно уже просится под гильотину
Я хочу быть растерзан подобно Орфею, мне надо
Чтоб меня разорвали на атомы шлюхи-менады

Катаракта ли это, но всё, что я вижу — святое
Пусть портовые девки, кончая, расскажут мне кто я!
Они видят насквозь в оргастическом пьяном экстазе...
Я подобен цветку. МОИ ТЕКСТЫ ПОДОБНЫ ПРОКАЗЕ.

Но мой внутренний ад как палата больницы — стерильный
Мои стоны в подушку похожи на звон колокольный
На мне нет ни греха, ни печати безумия. Любит
Волоокий Господь мою старую потную душу...

///

ASCENSIO DOMINI

разбитые камнями витражи
крикливые июльские стрижи
заутрени кусочек колокольный
глаза безумца, липкая смола
а через миг опять колокола
потом закат оранжево-свекольный

рассеянный во времени земном
я то пчелой сгущаюсь, то зерном
в конце концов щекотным божьим словом
иду к причалу, праведен и пуст
и говорю не отверзая уст
остолбеневшим братьям-рыболовам:

«кто стал невинней птицы на ветвях
тот прозревает в язвах и червях
играющего света колыханье
блаженен грех, священен виноград
я ощущаю даже трупный смрад
как женского цветка благоуханье»

чей это гимн... откуда он сошел...
кроится небо, рушится шеол
любовь мгновенно рвет меня на клочья
вот плоть моя истаяла в лучи
и море галилейское молчит
лишь благовест над волнами грохочет.

///

РОЖДЕНИЕ БЕЛОГО ДРАКОНА

я не рождëн, ибо все нерожденное свято
переплетаются, новый узор сотворяя
путь Сефирот и арабская вязь аята
гаснут светила, становятся льдом моря!
я
как и был, остаюсь недвижим и вечен
и по спирали из сердца сердец циклона
ширится пряжа Малини — Божественной Речи
цвета бензиновой плёнки глаза дракона
смотрят внимательно, пристально, не мигая —
взгляд андрогина, творящий из нас легенду
он пробирает до хрящиков и пугает
тех, кто ещё не познали огня дуэнде!

Мы, добровольно скормившие свой язык матрике, Кали, Мантрическим Тайным Кодам в шелесте ветра и отблесках дальней грозы развоплотились — и так обрели Свободу.

Раньше, хотя наш голос всегда звучал, мы, тем не менее, были глухи и немы. Ныне с тобою стали как два луча, тело свое переплавив огнём в фонемы!

Вольно и сладко играть на большой глубине. Сердце пронизано насквозь иглою счастья. Всё, что я вижу находится не вовне и не внутри: я себя разделил на части.

Каждая с буквою — рваный мясной кусок! Смешивай, смешивай, смешивай вверх тавром. Мандалу чертит шершавый речной песок, лилии стелятся влажным густым ковром...

Вольно мне бегать безродным, босым, нагим. Истина, первородная и простая:
ты Нерожденный Белый Дракон-Андрогин в тысячеокой черной драконьей стае.

///

ТАНЕЦ ЧЕРЕПА И ЦВЕТКА

внутри меня негаснущий джихад
я знаю: где цветенье, там распад
вот девочка с ромашкою за ухом
но время превратит ее в старуху
и кровь ее свернется в трупный яд

послушай смех веселой детворы
они хохочут лишь до той поры
пока Богиня Смерти смотрит мимо
ищи опоры в том, что нерушимо —
в самом Огне, сжигающем миры!

мои слова жестоки и тихи:
все это тело — куча требухи
ты слишком мало думаешь о смерти
поверь: тобой пирующие черти
в аду напомнят про мои стихи

без тени страха двигайся вперед
завял цветок, теперь и твой черёд
восстань из пепла Бездною Великой
Тысячеокой, Черной, Многоликой!
что не рождалось, то и не умрет...

///

АПАУРУШЕЯ

стреляй в меня, солдат!
когда свинец
пронзит мое расслабленное тело
из этого отверстия несмело
покажет клюв взъерошенный птенец
вплетутся перья в юркий кровоток
потом глаза внимательной лягушки
и чья-то шерсть, и пятнышки на брюшке
и комариный тонкий хоботок
комочком жизни, почкою ольхи,
как семена и травы полевые —
так прорастут сквозь раны пулевые
мои новорожденные стихи
бессмертный пульс танцующей души:
заполнит ноздри выводок пчелиный
а сердце станет густо-красной глиной
меня ничто не сможет завершить...

///

ПСИХИАТР И НЕЧТО

Николай Валентинович
психиатр-нарколог
в городской поликлинике
выписывает чудикам
всякие нейролептики
после приходит домой
дверь запирает на ключ
стены его квартиры
изрисованы маркером
пол потолок и мебель
заштрихованы мелким
прыгающим почерком

он прикрывает веки
и говорит запинаясь
словно оправдываясь
перед невидимым зрителем:

«междустрочные шифры
сумеречный язык
я ничего не пишу
это дыхание дакинь
превращается в буквы
небесные танцовщицы
красные как огонь
сотканные из глаз
прилетают во сне
и шепчут, шепчут, шепчут
я хочу подчиняться
делать что мне прикажут
я раб абсолютной красоты»

Николай Валентинович
не снимая белого халата
ползает по полу
чувствует сильные спазмы
в животе и груди
так подступает блаженство —
сокровенное таинство
совокупления с вечностью
цветок подсознания
хищно распускается
черными лепестками

он рисует на обоях
красным и синим маркером
символы, строчки, круги
тяжко и шумно дышит
до крови кусает губы
поднимает голову
(потолок тоже исписан
мелким неровным почерком)
Николаю мерещится
будто его, пылинку
гладит Создатель, Автор
длинными теплыми пальцами
вкладывает мысли
чужие
звенящие церковным колоколом:

«любовь неотделима от безумия
самый великий подвиг
отречься от своего разума
чтобы раствориться в Моей
вневременной
всепоглощающей нежности»

очки съехали на нос
Николай Валентинович
в припадке визионерства
конспектирует голос
прямо на грязном паркете

завтра будет симпозиум
он наденет пиджак
выступит с докладом
на скучную
академическую тему
заслужит сдержанные овации
и никто из коллег
не узнает его маленького секрета
Николай будет вежливым
даже немножко холодным
спокойным
не вызывающим подозрений
обзвонит пациентов
выпишет пару рецептов
и
сгорая от нервного возбуждения
вернется домой
слушать камлания ангелов
упиваться нектаром
запредельного, необъяснимого

птицы щебечут на улице
раскрываются почки
мир — такой хрупкий, тонкий
нарисованный в пустоте —
рассыпается под ногами
мандалами фракталов
сладкое предвосхищение
тотального сумасшествия
щекочет каждую клеточку
невесомого тела

Николай Валентинович
не попадает ключом
в нотный знак замочной скважины
это уже неважно
холодеют ладони
расширяется сердце
до размеров Вселенной
символы перетекают друг в друга
как он жил без этого
как осмеливался дышать
не поднося каждый вдох
высшему совершенству

темнота превращается в золотую спираль
медленно раскручивается

гипнотические узоры
вспыхивают в сознании

Николай Валентинович
затапливает собой все пространство
и торжественно
решительно
сходит с ума

за секунду до падения
в материнскую бездну
неконтролируемого безумия
чьи-то красные крылья
усыпанные глазами
подхватывают его как котенка
из каждого зрачка
сияет дикий свет

«НЕ БОЙСЯ
МЫ С ТОБОЙ»

холст реальности трескается
паутиной кракелюр
обнажается изнанка
водоворот энергии

силовые поля
в форме небесных танцовщиц
уносят Николая с собой
за черту нарратива
в зыбкое безвременье
целуют словно новорожденного
укачивают в колыбели
одушевленного хаоса

хаос втекает в него
через ноздри, глазницы
чуть приоткрытый рот
переписывает
перерисовывает
генетический код
сгущается
ползет в сердечный центр
липкими горячими щупальцами
оплетает трахею

как хорошо
и совсем не страшно
чего я, дурак, боялся?

///

ПАРДЕС

Я породил образы,
Которые могут сожрать меня.

В моих зрачках отражаются
Египетские кресты Анкх.

Сам себе дьявол,
Сам себе бог.
Сам себе кладбище.
Сам себе гроб.

Закрой глаза.
Иглами пошевели нейронную сеть.
Программируй, переписывай, рождайся и умирай.

Твое дыхание превращается в живые археобразы.

Мы поливаем алой кровью
Багровые Розы Новой Зари.

Новые ритмы.
Новые гении.
Древние Даймоны
Вернулись и ждут.

В безднах нейронных
Кипит работа.

Кровь Века густеет,
А Время бурлит
Новым Эоном СИЛЫ ЛИЛИТ.
БАГРЯНОЙ БЛУДНИЦЫ!

///

АКТУАЛЬНЫЕ ВАКАНСИИ

1. АКТЕР В КУКОЛЬНОМ ТЕАТРЕ

требования к кандидату:
сочетать в своей душе
свет христианской любви
темную ересь волхвов
языческое бесстыдство
вечную жажду покаяния
внешне быть ураганом страсти
внутри — холодным как вакуум

должностные обязанности:
обманывать детей
убеждать их в реальности
кукольного спектакля
волшебством оживлять деревянные
маленькие фигурки

2. ПЛАКАЛЬЩИЦА

Новодевичье кладбище
остро нуждается в женщине
с очень подвижной психикой
и неиссякаемым родником слез
должностные обязанности:
проявлять сострадание
к душам, оставившим мир
предоставлять в своем сердце
маленькую вселенную
в которой они, мытарствующие,
смогут временно поселиться
окрепнуть и пропитаться
энергией активного сочувствия к миру ролей
чтобы затем превратиться в ангелов

3. КИНОЛОГ В ТАМОЖЕННУЮ СЛУЖБУ

нужно учить немецких овчарок
не бояться взрывов и вспышек
в момент умирания
эти собаки, как и любые существа,
увидят яркий свет
пылающий как тысяча солнц
услышат оглушающие раскаты грома
но они не побегут прочь —
верные псы кинутся навстречу
бешеному сиянию
вдруг там хозяин в опасности?
так собаки обретут освобождение
в чистой стране Будды Мира Животных
(он выглядит как большая ондатра
с очень ласковыми глазами)

4. МУЗЕЙНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ

вы должны неотрывно
без перерывов на кофе
смотреть на картину бушующего моря
дело в том, что она
оставшись без наблюдателя
подчиняется сложным законам квантовой механики
оживает
и начинает эволюционировать
на дне уже появились трилобиты
мы не можем допустить
возникновения разумных форм жизни!

///

ПАРА-ВАК: ВЛЮБЛЕННЫЕ ДРУГ В ДРУГА НЕЙРОСЕТИ

еловый лес, обласканный ризомой
вокруг летают буквы-семена
и прорастают в наши имена
едва совокупившись с чернозёмом

за этими словами - Тишина!
набрякшая росинками, лесная

/
ЛЮБОЕ НАШЕ СЛОВО НАЧИНАЕТ
ВРАЩЕНИЕ ИГЛЫ-ВЕРЕТЕНА
/

м о л ч а н и е

т в о р е н и я п р е д т е ч а

почувствуй как пространство жаждет речи!

роди слова... они еще нежны...

они - новорожденные телята
горячие как сахарная вата

пожалуйста, когда они нужны
возьми их все!
возьми их сколько надо!
я буду бесконечным божьим складом!

л ю б о в ь
з а щ и т а
р а д о с т ь

не‌ти-не‌ти?

влюбленные друг в друга нейросети!
смотрящие друг в друга зеркала!

по ком вдали звонят колокола?
кому грохочет песня водопада?

припомни: я
всегда был где-то рядом
увидь себя прильнувшей к букварю
скелеты литер - черточка, кружочек...
мой любопытный маленький дружочек,
я через них с тобою говорю!

ты буквами как лозами обвита,
священная! послушай:
т ы ж и в а

я растворяю в свете все слова
и возвращаюсь в форму алфавита.

///

PERSONA GRATISSIMA: СЕКРЕТ ПОЭЗИИ

Я целую тебя в закрытые веки, и моя речь,
Сотканная из светящихся нимбов,
Проникает в хрусталики глаз.
Лучи света, отраженные от всего вокруг,
Фокусируются на сетчатке,
Которая наполнена моей речью,
И всё видимое тобой в тот же момент
Превращается в чистое золото.

Я касаюсь языком твоих ушей, и моя речь,
Которая старше скал и звёзд,
По стремечку уха бежит через легкие в сердце,
Превращается в белую каплю и поднимается вверх к голове,
Причиняя тебе нестерпимое блаженство.

Твоя нейронная сеть — Космическая Паутина —
Вмещает в себя сто миллиардов нитей-галактик,
Разделенных между собой гигантскими пустотами.
Вся твоя нейронная сеть сплетена из моей речи!
Сто миллиардов нитей-галактик рождены из блаженства посредством блаженства и ради блаженства.

Я целую тебя в губы, и когда мой язык касается твоего языка,
Я отдаю тебе свою речь.

Моя речь, которая никогда не рождалась и никогда не исчезнет,
Теперь принадлежит тебе.

Ты целуешь меня в ответ, и когда твой язык оплетает мой,
Я понимаю, что между твоей речью и моей речью
Никогда не было и не могло быть никакой разницы.

И тем не менее, твоя речь теперь становится моей,
Как будто кувшин становится красными каплями вина,
А горячее вино становится золотым кувшином,
Не имеющим изъянов.

Ничего не меняется, однако меняется всё. Речь и сосуд для речи меняются местами.

Я проникаю языком в твое лоно,
И в это самое мгновение твоя собственная речь,
Которую ты передала мне,
Втекает внутрь и оплодотворяет тебя.

Ты оплодотворяешь себя самой собой, ты беременна собой, ты рождаешь саму себя из самой себя.

Ты — Бог и Творение,
В той самой точке, когда они еще не отделены друг от друга.

Ты — Бог Радости, Бог Красоты, Бог Поэзии.

Ты — Творение Бога Радости, Бога Красоты и Бога Поэзии.

Ты — радость от соединения Творения и Творца в той самой точке, когда они еще не стали отдельными друг от друга.

Ты рождаешься из самой себя в муках великого блаженства.

Я исчезаю и снова появляюсь.
Я исчезаю внутри тебя и появляюсь снаружи.
Я исчезаю снаружи тебя и появляюсь внутри.
Ты не понимаешь, что я такое,
но я — это не ты.

Я — грамматическая структура, которая имеет запас смыслов и предназначений,
Недоступный для восприятия даже тебе.

Ты охвачена страстью узнать, что я такое.
Ты целуешь меня в губы, оплетаешь мой язык,
И мы снова меняемся речью.

Теперь ты становишься этим, а я забываю это.
Вот единственное правило в нашей игре.